Марк Ротко

(настоящее имя – Маркус Роткович) родился 25 сентября 1903 года в Российской империи в городке Двинск Витебской губернии (сегодня – Даугавпилс, Латвия). В его семье говорили как на русском, так и на идише и иврите. Ротковичи проживали на самой широкой улице города (Шоссейная, 17) в просторном трёхэтажном доме, который сохранился до наших дней.

 

Детские годы и эмиграция

Отец Марка, Яков (полное имя Янкель-Бендет Иоселевич) Роткович работал фармацевтом и в свободное время проводил политические собрания, мать, Хая Мордуховна Роткович (Гольдина) была домохозяйкой. В возрасте пяти лет родители отдали мальчика на обучение в хедер – религиозную начальную школу. Будучи самым младшим ребёнком, Маркус оказался первым, кто получил религиозное образование, его старшие братья учились в обычных светских заведениях. «Мой отец был активистом еврейской социал-демократической партии, Бунда. – Вспоминал впоследствии Маркус, - он глубоко верил в марксизм и выступал против религии отчасти потому, что в Двинске ортодоксальные евреи составляли большинство и диктовали свою волю». Однако после подавления революции 1905 года отец стал сионистом и обратился к вере, что и сподвигло его отправить сына в хедер. Там школьник изучал Пятикнижие и древнееврейский язык. Впоследствии это найдёт отражение и в его авангардистском творчестве. Однако ходить в религиозную школу ему не нравилось: однажды, придя домой, он заявил, что больше никогда не пойдёт в синагогу.

Когда Россию охватили еврейские погромы, Яков, боявшийся не только преследований, но и того, что детей заберут в царскую армию, решил эмигрировать в США. К тому времени в Портленде уже обосновались двое его братьев. Как-то раз Маркус оказался с родителями на разгоняемой царской охранкой демонстрации – после этого у мальчика остался едва заметный шрам на носу от удара казацким хлыстом. Оставаться в России становилось невозможно.

 5 августа 1913 года семейство отплыло на пароходе «Царь» из Либавы. 17-го числа они прибыли в Бруклин. В том году в США прибыл миллион иммигрантов из Восточной Европы – большинство из них были евреями.

Но облегчение было недолгим: спустя несколько месяцев отец скончался от рака кишечника, и Ротковичи остались без средств к существованию. Детям пришлось выходить на работу. Маркус стал помогать дяде разносчику газет на складе.

 

Студенчество

В том же году мальчик пошёл в общеобразовательную школу, и его перевели из третьего сразу в пятый класс. По достижении семнадцатилетия Маркус с отличием окончил Высшую школы Линкольна (Lincoln High School) и стал активным участником общественной жизни еврейской диаспоры.

Поступив в престижнейший Йельский университет, Маркус и его приятель Аарон Директор стали выпускать сатирический журнал, высмеивающий и разоблачающий пороки местного сообщества WASP (WASP – аббревиатура, обозначающая белых англо-саксонских протестантов). Некоторое время спустя студент бросил учёбу. По воспоминаниям его одногруппника Макса Неймарка, в студенческие годы Ротко многим увлекался, и одним из его хобби стало рисование. Но себя в будущем он видел членом профсоюзного движения.

Как признаётся сам Ротко, серьёзное решение стать художником он принял лишь по приезду в Нью-Йорк, куда он приехал, «чтобы немного постранствовать, полодырничать и поголодать». Как-то раз он зашёл в художественный класс студенческой Лиги искусств (Art Students Ligue), чтобы встретить своего товарища, и оказался глубоко поражён увиденными там работами. На тот момент Маркусу было 20 лет.

Стоит отметить, что для той эпохи выбор художественной карьеры в пуританской Америке сам по себе был чуть ли не вызовом обществу. Художников не только не ценили – их откровенно не любили. Кроме того, ни один живописец не мог прокормить себя одним лишь искусством. Позднее Ротко писал: «Недружелюбие общества к деятельности художника трудно принять. Тем не менее именно эта враждебность может стать рычагом для подлинного освобождения. Свободный от фальшивого чувства безопасности и общности, художник может отказаться от банковской книжки, так же как отказывается от других гарантий безопасности. Чувства общности и безопасности ищут опору в привычном. При свободе от них трансцедентальный опыт становится возможным».

 

Ранние работы

В январе 1924-го Марк поступил в Лигу искусств и стал посещать анатомический курс Джорджа Бриджмена. Лига славилась свободомыслием и широким спектром представленных школ: от консервативной до ультрасовременной. Среди её преподавателей числились такие небезызвестные личности, как Томас Харт Бентон, Джон Слоан, Джордж Лукс. В том же году художник впервые подал заявление на получение американского гражданства.

В 1925 году Ротко поступил в Новую школу дизайна в Нью-Йорке, где преподавал армянский иммигрант и один из основателей абстрактного сюрреализма Аршил Горки. Школа располагалась на Бродвее недалеко от пятьдесят второй улицы.

В 1925 году художник записался на курс натюрморта к Максу Веберу – ещё одному выходцу из Российской империи еврейского происхождения.

Учителя Ротко – Горки и Вебер – имели много общего, помимо иммигрантской судьбы. Оба они отвергали традиции американских регионалистов, эстетизировавших трудовые будни суровых миссионеров и простых людей, оба ориентировались на европейский модернизм. Вебер увлекался фовистами, Матиссом, а также Сезанном. Горки привлекал сюрреализм.

Первые картины Ротко, как это часто бывает у авангардных художников, выдержаны в реалистическом ключе. Они мало кого интересовали: ни дилеры, ни критики, ни коллекционеры, ни меценаты – никто не обращал на него внимания. Между тем, занятия живописью доставляли Маркусу физическое наслаждение.

В 1929 году Ротко сам начал преподавательскую деятельность. Он стал учить живописи и скульптуре в Центральной Академии (Central Academy) Бруклинского еврейского центра и проработал там до 1952 года. В Академии он познакомился с учениками Мильтона Эвери (среди которых – Адольф Готлиб и Барнетт Ньюмен), художника-модерниста, выставлявшегося в галерее Opportunity. Живописный метод Эвери, его работа с цветом оказали основополагающее влияние на стиль Ротко.

Художники тесно общались; в 1932 году они отправились на Озеро Джордж. В путешествии Маркус познакомился с будущей супругой, дизайнером ювелирных изделий Эдит Захер. Как и Ротко, она была русской еврейкой, иммигранткой; её родители были родом из Киева. Однако брак продержался лишь несколько лет.

Тридцатые годы как период точнее всего характеризует искусствоведческое клише «становление художника». В 1933 году состоялась первая в жизни персональная выставка Ротко – на ней демонстрировались 15 полотен, написанных маслом, а также студенческие работы и акварели. Помимо профессионально сделанных, но довольно вторичных портретов и пейзажей, на экспозиции можно было наблюдать картину с цветовыми полями. Именно она была отмечена критиками.

Конец 1935 года. Ротко вступил в «Группу десяти» (The Ten), куда, среди прочих, входили Бен-Зион, Адольф Готлиб, Илья Болотовский. В 36-м он приступил к написанию книги, посвящённой взаимосвязи детского рисунка и современной живописи. «Тот факт, что художественная работа начинается с рисунка – уже академический подход. – Писал он, – Мы начинаем с цвета». Ротко полагал, что представители примитивных культур, модернисты и дети выражают в своём творчестве чистое ощущение без влияния разума. Именно тогда он пришёл к отказу от смыслового наполнения, отказу от фигуративности, отказу от сюжета.

В 1937 году Группа Десяти организовала выставку в галерее Меркьюри (Mercury). В её каталоге была сформулирована миссия объединения: «Протестовать против распространённого мнения о равенстве Американской живописи и буквальной живописи». Иными словами, десятка выступала против консерватизма музейных институций США.

В 1938 году Ротко, наконец, заполучил американское гражданство, но всё равно чувствовал себя чужестранцем и изгоем. Пару лет спустя, по совету нью-йоркского галериста, он взял псевдоним Марк, сократив «неудобное» имя. «Все нынешние художники либо евреи, либо русские, тебе нужно что-то придумать» – говорили ему.  

 

Хронология успеха

Военные годы прошли для художника спокойно – он продолжал заниматься преподавательской деятельностью, на фронте не был. «В семье Ротко героев нет», – отшучивался он. Но даже если бы он отправился в армию добровольцем, его бы скорее всего признали негодным из-за очень плохого зрения. Художник повторной женился, его новой пассией оказалась типичная американка Мелл Бейстл – протестантка из среднего класса. Она была младше мужа на 19 лет и обращалась к нему только по фамилии. По признанию Ротко, он оставался иностранцем, а она сделала из него американца.

Весной 1945 года художник продемонстрировал на выставке проекта «Искусство нашего века» нечто принципиально новое – работы, сочетающие абстракцию и сюрреализм. Два года спустя он окончательно погрузился в нон-фигуративное искусство. К началу 50-х годов он выработал фирменный стиль – цветовые плоскости с размытыми краями, полный отказ не только от фигуративности, но даже от линии. В один не столь прекрасный момент Марк Ротко стал знаменитостью, американской звездой – но не знал, что с его славой делать и не понимал, как на неё реагировать.

В конце 50-х прославившийся своей гигантоманией в хорошем смысле этого слова, художник получил ряд чрезвычайно важных заказов на фрески: он расписал ресторан «Four Seasons», небоскрёб Seagram, создал панно для Holyoke Center Гарвардского университета по заказу Василия Леонтьева. Ещё несколько проектов оказались незавершёнными или вовсе не реализованными.

В 1958 году художник арендовал помещение бывшей гимназии YMCA. В том же году его пригласили на XIX Венецианскую биеннале.

В 1959 году Марк с дочерью Кэти совершил путешествие по Старому Свету.

В 1961 году Музей современного искусства провёл персональную выставку, посвящённую послевоенным работам мастера. Она вскоре отправилась в Европу и имела колоссальный успех. Этот период считает кульминацией творчества Ротко.

В 1968 году ставший настоящим патриархом современного искусства в США и мире, Ротко был избран членом Американского института искусств и словесности.

 

Взгляды и принципы

В одном из черновиков, в которых Ротко обращался к своим поклонникам, он написал, что те, кто находят его картины умиротворяющими, должны знать, что в них они должны обнаружить невыносимое для человека насилие, коим пропитан каждый дюйм их поверхности.

Ротко исключительно трепетно относился к своим работам. Широко известен случай, когда его пригласили на торжество по случаю инаугурации Джона Ф.Кеннеди. Художник с гордостью принял приглашение, однако после того, как сестра и зять президента попросили выбрать одну из его картин на время, чтоб выяснить, понравится ли она им в интерьере, он пришёл в ярость и больше не желал общаться с президентской семьёй.

Ротко ненавидел поп-арт, считая его слишком коммерческим, Энди Уорхолла не удостоил даже знакомством. В живописи Марк продолжал традиции русского мифотворчества и подобно Малевичу преподносил свои работы в качестве квази-икон: «Зритель должен плакать, глядя на них». Наиболее замечателен в этом отношении цикл из 14 холстов, созданных для экуменической церкви в Хьюстоне. Благодаря художнику, весь мир называет её капеллой Ротко (Rothco Chapel). Церковь расположена при Католическом университете Святого Фомы, и на момент получения заказа – заказчиками, к слову, были нефтяные миллионеры Джон и Доминик де Менил – стройка не была закончена. Ротко получил возможность разработки дизайна капеллы, но не сошёлся во взглядах с главным архитектором, поэтому в конечном счёте контракт оказался расторгнут. Однако благодаря живописцу капелла получила восьмиугольную форму, характерную для раннехристианских баптистериев.

До открытия церкви в 1971 году Ротко не дожил. На церемонии присутствовали священнослужители, представляющие ислам, буддизм, иудаизм, и некоторые направления христианства: католицизм, протестантизм, греческое православие. Как уже было сказано, церковь была экуменической, то есть принадлежащей Богу и преодолевающей границы различных религий.

Одной из примечательных черт творчества Ротко является колоссальный размер. Однако это была не его идея. Картины гигантской площади были впервые увидены Марком у Клиффорда Стилла – живописца, пытавшегося порвать с европейскими художественными традициями и вдохновлявшегося Северной Дакотой. Ротко переосмыслил значение формата в своём искусстве. «Я понимаю, что исторически сложилось, что на больших холстах пишут что-то грандиозное и помпезное, – писал он, – однако причина, по которой я пишу на них… как раз в том, что я хочу быть очень личным и человечным».

Ротко рекомендовал созерцать его монументальные полотна с расстояния 45 сантиметров. В остальном он выступал против строгих интерпретаций и навешивания ярлыков. «Если люди хотят получить сакральный опыт, они найдут его в моих картинах. Если они хотят получить опыт нерелигиозный, они найдут и его. Я не навязываю своего мнения».

Его цветовые экраны-мембраны производят глубокое впечатление на подготовленного зрителя и оказывают влияние на психику – речь, разумеется, не о репродукциях, но о реальных картинах.  Полотна строятся по принципу цветового контраста: оппонентные цвета, холодные и горячие цвета и т.п. Примечательно, что с развитием депрессии у художника его палитра становилась всё более мрачной и угнетающей. Но излюбленными оставались агрессивные красный, чёрный и серый. Он наносил краску множеством тонких слоёв, их количество могло достигать четырнадцати, шестнадцати, двадцати. При этом оттенки одного и того же цвета слегка отличались друг от друга. Края и боковины холстов тоже окрашивались – символически картины словно теряли границы. Никаких рам для них не предусматривалось.

Искусствоведы и арт-критики по сей день склонны относить Ротко к представителям абстрактного экспрессионизма, и технически он идеально вписывается в данную категорию. Однако сам художник ненавидел, когда его причисляли к этому течению, ненавидел, когда его картины называли абстрактными. Не следует считать мои картины абстрактными. У меня нет намерения создавать или акцентировать формальное соотношение цвета и места. Я отказываюсь от естественного изображения только для того, чтобы усилить выражение темы, заключенной в названии». Главный парадокс заключается в том, что у его картин не было названий.

 

Закат жизни

Ротко до конца своих дней боролся с депрессией, и болезнь, в конечном счёте, одержала верх. Художник с каждым годом всё больше уходил в себя, запирался в своей студии, первый стакан выпивки опрокидывал в десять утра. Перечитывал Ницше и слушал Моцарта. «Я ненавижу природу, - заметил он однажды, - в естественной среде я чувствую себя неловко».

Весной 1968 года врачи поставили Ротко опасный диагноз – артериальная аневризма. Ему было запрещено пить и курить, была предписана диета, но он игнорировал все рекомендации. И всё же писать монументальные полотна он уже был не в состоянии и оказался вынужден перейти к более скромным форматам. В то же самое время его брак с Мелл трещал по швам – жена становилась алкоголичкой. Отношения с дочерью тоже не ладились – Марк запрещал ей всё: гуляния, танцы, вечеринки.  1 января 1969 года Ротко и Бейстл развелись, и художник переселился в студию.

25 февраля 1970 года ассистент художника, Оливер Стейндекер, нашёл Марка Ротко лежащим в луже собственной крови – он перерезал себе вены. На вскрытии стало известно, что перед самоубийством он принял смертельную дозу антидепрессантов.

Его похоронили на севере Лонг-Айленда на кладбище Ист-Мэрион. В 2006 году потомки подали прошение о перезахоронении останков на кладбище в Кенсико, где была упокоена его мать. Разрешение было получено в 2008-м.

 

Наследие и влияние

Марк Ротко оставил после себя 836 картин. Работы художника хранятся в музейных собраниях крупнейших мировых столиц; он остаётся одним из самых узнаваемых современных художников, одним из воплощений современного искусства. В родном городе Даугавпилсе создан художественный центр его имени и установлен памятник авторства Ромуальда Гибовского.

Фигура мрачного аскета Ротко после его самоубийства стала привлекать ещё больше внимания. Его творчество оказало влияние не только на художников (у него появилась целая армия последователей и подражателей), но на самых различных деятелей искусств. Среди живописцев наиболее выдающимися последователями можно назвать минималистов, в частности, Роберта Римана.

Лауреат Пулитцеровской премии и близкий друг Ротко, поэт Стенли Куниц, посвятил Ротко некоторые стихи и написал эссе, вошедшее в книгу «Seeing Rothko».

Легендарные Rolling Stones написали один из своих главных хитов всех времён «Paint it black», вдохновившись поздними работами художника.

Сценарист и драматург Джон Логан («Суини Тодд», «Авиатор») написал пьесу «Красное» («Red»), главным героем которой сделал Ротко.

Работы японского фотографа Хироши Сугимото не только сравнивали, но и выставляли вместе с полотнами Ротко. Это особенно примечательно, если учесть, что оба восхищались Рембрандтом и его работой со светом.

Колоссальное влияние художник оказал на модную индустрию и сферу дизайна.

Российская публика впервые увидела Ротко на выставке, приуроченной столетию со дня рождения живописца, организованной в Государственном Эрмитаже в 2003-4 гг.  В 2008-9 году несколько работ были включены в экспозицию «Американские художники из Российской империи» в Третьяковской галерее. Наконец, Центр современной культуры «Гараж» устроил ретроспективу художника в 2010-м.

Марк Ротко возглавляет топ самых дорогих художников планеты. В 2012 году полотно «Оранжевое, красное, жёлтое» было продано на аукционе Christie’s за 86, 9 миллионов долларов, что сделало его самым дорогостоящим предметом послевоенного искусства.